Споры и конфликты городов с комтурами Тевтонского ордена

Тема споров и конфликтов городов с комтурами Тевтонского ордена относится к числу таких тем, которые, по нашему мнению, позволяют понять сущность отношений между орденом и его подданными. Несмотря на то, что этот вопрос уже привлекал интерес исследователей, окончательного ответа на него ещё нет. В исследованиях до сих пор в первую очередь анализировались причины конфликтов, затем уже ход их развития, и совершенно не затрагивались поступки и поведение сторон во время самого конфликта. Как и нет исследований конфликтов в отношении этоса, который считается второстепенным. С подобной постановкой вопроса трудно согласиться, так как только особое внимание к этосу сторон конфликта позволяет точнее оценить состояние отношений между Тевтонским орденом и его подданными, в нашем случае между комтурами и прусскими городами. Поскольку конфликты между властью и подчиняющимся ей населением распространённое явление, то только способы решения конфликтов, и более того, поведение сторон, позволяют понять характер отношений между враждующими сторонами.

В данной статье мы бы хотели показать три конфликта ордена с прусскими городами: спор Кульма с главой рыцарей ордена Старгорода во время войны со Святополком в 1243 году, конфликт Торна с комтуром Иоанном Нотхафтом в первой половине XIV века, и спор Данцига с орденом в 1410-1411 годах. Выбор этих трех конфликтов продиктован следующими причинами. Во-первых, существует обширная база источников, которая поможет достичь поставленные в начале статьи цели. Во-вторых, эти споры, за исключением данцигского конфликта, слабо изучены. В-третьих, благодаря такому выбору, в каждом отдельном случае, мы изучим конфликт ордена с самым сильным на то время орденским городом – сначала на пороге появления государства ордена в Пруссии, затем в период его расцвета и, наконец, на момент, ознаменовавший его близкий конец и последующий упадок. Анализ этих конфликтов, позволит нам сделать вывод, основанный на сравнении.

Конфликт Кульма с гарнизоном Старгорода во время войны ордена с поморским князем Святополком подробно представлен в Hermann von Salza’s Bericht über die Eroberung Peußens [1]. Обстоятельства возникновения этого источника остались в историографии не выясненными. Несмотря на то, что данная проблема не является предметом нашей статьи, все же следует вкратце представить основные точки зрения по этому вопросу. Первый издатель этого источника Т. Хирш в 1874 году указал, что это «Донесение» появилось либо в XIV в., либо в XV в. и было первоначально рифмованной хроникой. Согласно Хиршу, автор наверняка использовал «Хронику» Петра Дусбурга [2] и какой-то более ранний несохранившийся источник. Спустя четыре года, Л. Вебер выяснил, что наоборот, это «Донесение» Германа фон Зальца является источником «Хроники» Петра из Дусбурга [3]. Л. Вебер предположил, что нынешняя форма источника – это немецкий перевод латинской версии, которую составил в конце первой половины XIII века великий магистр Генрих Гогенлоэ. Мнение Л. Вебера, о времени появления «Донесения», было принято в немецкой и польской историографии [4]. Принимая во внимание то, что этот источник появился в результате борьбы между орденом и Святополком [5], польские ученые М. Поллякувна и Г. Лябуда, вслед за Л. Вебером, согласились с авторством Генриха фон Гогенлоэ. Недавно Я. Вента выяснил, что «Донесение» Германа фон Зальца – это немецкоязычное изложение поэмы Лютера Брауншвейгского о святой Варваре. Согласно Я. Венты, поэма появилась после 1314 года, но не позже 1326 года. С этим мнением нельзя согласиться, потому что «Донесение» не может быть произведением, посвященным святой Варваре, которая упоминается в нём только один раз (!), и посвященный ей фрагмент, вместе со всем описанием захвата Сартовице, занимает только 5 % от всего текста.

Из имеющихся мнений по поводу «Донесения» самым точным можно считать мнение М. Перльбаха. Этот историк справедливо полагает, что источник, несмотря на то, что он сохранился в записи XV века, «восходит к Рифмованной хронике, которая описывает борьбу между князем Святополком и Тевтонским орденом в 1242-1246 гг., заканчивающейся коротким рассказом завоевания Пруссии» [6]. В пользу мнения Перльбаха о том, что вторая часть «Донесения» (5-20) опирается на сообщение очевидца, говорит тот факт, что это сообщение в мельчайших подробностях совпадает с событиями, которые мы можем восстановить по дипломатическим источникам того времени. Сообщение необычайно точно передает тогдашнюю систему союзов ордена, что невозможно для источника более позднего периода. Согласно «Донесению» польские княжества были самыми преданными союзниками ордена. В самых безвыходных ситуациях братия неоднократно обращалась к польским князьям за помощью и сразу ее получала. За помощью, неоднократно и независимо друг от друга, к полякам обращались братия Кульма, брат Рабе из Редина, по мнению автора «Донесения», очень мудрый человек, и даже сам магистр Поппо фон Остерна [7]. Поляки охотно помогали крестоносцам, а один богач из Кракова по собственной инициативе снабдил орден большим количеством продовольствия. Наибольшее уважение автора снискал себе куявский князь Казимир, который указан в «Донесении» как самый верный союзник ордена, готовый отдать жизнь за орден [8]. Это означает, что вторая часть «Донесения» (5-20) должна была появиться до 1253 года, когда разгорелся спор между орденом и Казимиром из-за Ятвягии.

Также в пользу мнения Перльбаха, что автором второй части «Донесения» был очевидец войны между орденом и Поморьем, говорит характер его повествования. Автор был хорошо проинформирован о событиях, которые происходили в кульмском конвенте (т.е. Старгороде), либо о людях которые принимали в нём участие. Автор этой части наверняка был связан с кульмским конвентом [9], что немаловажно, ввиду достоверности описания конфликта того же конвента с кульмскими горожанами.

В силу уникальности «Донесения» – подробность, открытость и динамизм сочинения [10], и по причине языковой формы, которая препятствует пониманию текста даже профессиональными историками, мы хотели бы представить конфликт Кульма с местным конвентом словами самого «Донесения»:

(Описание доходит до великого поражения на озере Рензен 15 июня 1243 года).

«Те, что из Кульма, были очень обеспокоенны и охвачены ужасом, потому что в стране не хватало людей. Когда Святополк услышал, что Христианство понесло большой ущерб, отправил он на четвертый день после битвы посольство со своим письмом к городу Кульму, к тому, кого звали старостой Рейнеке, и ко всем горожанам. И они приняли посланцев без согласия своих господ и братьев, и слушали послание, которое было такое, что князь Святополк требовал своего сына, и чтобы они как можно быстрее приготовились к тому, чтоб это осуществить. Там был некий Ионанн Шерненус, лежал он на поле битвы, раненный 20 раз, но был вновь приведен в замок и был долгое время в замке прислужником. Он послал за братом, который был главой в Кульме, и сказал: „Господин, я хочу предостеречь вас, поскольку мои родственники и близкие – ваши горожане, хотят предать замок и сдать город и сына Святополку. Вы растили меня с детства, теперь я здесь лежу смертельно раненый и Богом молю, чтобы поручили мне держать оборону в замке для вас. Позвольте мне умереть за вас, и я советую вам, чтобы вы не пускали никого из моих (т.е. из кульмских горожан) к себе в замок, вы сильнее, чем они“. Братья поблагодарили его за его добрый совет и сказали: „Иоанн, можешь ли ты тогда нам дать совет? Нет у нас провианта в замке“. Тогда заказал он: „У меня есть племянница, муж которой погиб в битве, пошлите за ней, у нее есть много разного добра в достатке, она может вам помочь“. Послали за той женщиной, и сказала она: „Господин, берите мое зерно и мой солод, и прикажите нести его в замок; если Бог вам поможет, то ответьте мне тем же, когда будете в силах“. Тогда братья, не мешкая, приказали взять 300 шеффелей зерна и солода. Затем пришел староста Рейнеке и сказал, чтоб ему было позволено войти в замок. Брат-комтур был удивлен и пошел ему навстречу до врат и сказал: „Господин староста! Если хотите войти сами с тремя спутниками, то добро пожаловать“. Тогда ответил он и сказал: „Мы не для того призваны, чтобы перед нами закрывали врата“. Однако вошел и сказал: „Господин, дайте совет, наши близкие и родственники убиты; враги для нас сильны, а мы не можем защищаться без значительной помощи замка (далее текст испорчен) мы в отчаянии“. Братья ответили: „Если б мы могли вернуть умерших стенаниями, то было бы правильно вновь впасть в стенания. Однако воля Бога исполнилась над ними, и мы ждем того же самого. Его воля исполнится над нами; а они погибли на верной дороге веры. Также мы посылаем посланцев в Германию к нашему магистру и к легату и надеемся, что защитим так себя и сбережем страну. Вы говорите, что наши врата для вас заперты; мы вынуждены поступить так, так как еще молоды [11]. Однако вы сами обязаны следить за своей честью, вы принимаете посланников князя Святополка, как мы слышали, и не спрашивали нас (о согласии). Однако нам стало хорошо известно, что вы это делаете“. Тогда ответил староста: „Господин, люди опечалены – мы бы приняли охотно ваш совет, как им ответить“. Тогда брат сказал: „Мы завтра вам ответим“. Потом пошли к сыну князя Святополка и приветствовали его, и снова пошли в свои покои. Затем собрались братья все вместе, которых было не больше, чем 6, и сказали: „Что нам сделать с сыном Святополка? Мы хорошо видим, что люди хотят завоевать расположение за помощь ему. Итак, сделаем следующим образом, чтоб сын никогда снова не стал бы их“. И придумали они, что лучше будет его держать в замке Сартовице. Так и последовали, и послали посольство к комтуру замка Сартовице. Он им опять передал, что он (т.е. сын Святополка) в тайне должен переправиться через Вислу; он (т.е. комтур в Сартовице) хочет тайком ждать своих. Когда наступила ночь, пошли братья к нему (т.е. к сыну Святополка) и сказали: „Мы хотим тебя вывести туда, где мы можем тебя лучше содержать, чем здесь, и если тебе дорога твоя жизнь, то не раскрывай своего рта. Приставляем тебя к одному сотоварищу, и куда пойдет он – туда пойдешь и ты, и даем тому же (сотоварищу) нож, чтоб он нес его перед твоим лицом. А скажешь хоть одно слово, то он угодит тебе прямо в сердце“. Тогда он сказал: „Господин, смилуйся надо мной! Я ваш пленный. Делайте со мной, что пожелает ваша милость“. Итак, вывезли его ночью и передали его братьям из Сартовице, а те отвезли его в замок и там его продержали полгода, так что никто не знал, где он есть, за исключением тех самых, что его передали. Тогда отправились они снова к своему замку. На следующий день снова пришел староста к замку. Тогда вчетвером было позволено им войти. Он попросил, чтобы ему ответили. Тогда сказал брат, который был комтуром: „Господин староста, вот вам наш совет – чтобы вы поступали как верные люди и поведите себя так же правильно, как и ваши предшественники; и не случилось бы так, как не хочет Бог, если вы сделаете совсем иначе и будете хоть в какой-либо дружбе со Святополком, то мы будем первыми, кто пожгут город“».

Язык приведенного перевода «Донесения» – однозначный. Когда государство ордена, не до конца сформированное, переживало свой первый кризис, горожане самого крупного города крестоносцев были готовы нанести удар по самой важной на то момент крепости тевтонцев. Нет смысла говорить, что если бы такая атака удалась, то это был бы конец власти рыцарей в Пруссии. Из «Донесения» становится ясно, что горожане, преимущественно выходцы из Германии, не собирались связывать свою судьбу с орденом. Контроль Вислы Святополком, должно быть, оказал влияние на горожан Кульма, которые воспринимали политику ордена в отношении поморского князя как авантюру, не учитывающую их интересы. Дополнительным аргументом, в пользу необходимости мирного урегулирования конфликта с князем поморским, могли стать и хорошие отношения Святополка с горожанами Любека. Староста Рейнике и его окружение, находясь под огромным давлением, должно быть, видели свое будущее и без ордена, и поэтому решили обезглавить отряд рыцарей. Возможным примером для них послужило быстрое падение власти рыцарей в земле Бурца в Семиградье, которое совершенно никак не повлияло на ухудшение положения местных немецких колонистов.

Еще одним превосходным источником понимания нравственности и поведения ордена и его подданных во время конфликтов является жалоба совета Старого города Торна на торнского комтура Иоанна Нотхафта, составленная вскоре после Пасхи 1350 года [12]. Этот документ, вероятнее всего, из-за того, что был написан на очень сложном немецком языке, стал единственный маргинальным, проанализированным в исследованиях. О нем упоминали Й. Фойгт, Ф. Шульц, Ф. Гаузе, А. Земрау, а также Б. Йениг, и только Э. Кестнер попробовал представить два или три пункта этого документа, что крайне мало [13]. Но даже эта небольшая доля была представлена в неверном свете, так как Кестнер неправильно понял один пункт, а второй подверг нравственной цензуре. Промахам Кестнера не стоит удивляться, так как второй издатель этого текста, Кёппен, также столкнулся с трудностями понимания, о чем свидетельствуют ошибки в его пояснениях [14]. Этот документ, как и любая жалоба, представляет только одну сторону. Большинство исследователей, так или иначе, высказываются за правдивость обвинений. В самом деле, описанные в документе «выходки» комтура настолько необычны, что их трудно принять за выдумки членов совета Старого города Торна. С другой стороны, при внимательном изучении, многие «проступки» комтура, являются реакцией на нарушение права торнскими горожанами.

Итак, мы проследим за поступками комтура, которые выделяются в указанном документе. Прежде всего, комтур неоднократно грозил горожанам Торна и говорил, что хочет принести вред их «телу, имуществу и чести» [15]. Вероятно, у комтура была общая программа действий по отношению к горожанам Торна, которая проводилась им – если мы доверимся жалобам – с пылом и жаром. Наибольшего унижения представителей магистрата комтур Иоанн Нотхафт добился в споре о прохождении границы между городом и замком. Спор начался, когда комтур приказал провести обмер пастбища Старого города Торна, расположенного перед Новым городом Торном, с целью его застройки. Этот приказ буквально наэлектризовал торнский магистрат, так как предыдущий великий магистр Людольф Кёниг обещал жителям Торна, что эта территория останется незастроенной. Тогда комтур Иоанн Нотхафт заявил великому магистру и другим гебитигерам, что если на территории имеются каменные строения, то они должны быть уничтожены. Когда же, после измерения пастбища, жители Торна прибыли к комтуру, он им сказал: «вы заботитесь о моих делах, но я же не беспокоюсь о том, что ваши жены, дочери или тётки украдкой спят со священниками или монахами». Ошеломленным горожанам он добавил, что не найдёт себе покоя, пока не приведет четырех или шестерых в город, где те будут находиться для посрамления их близких. Это был не единственный случай, когда комтур публично подвергал сомнению честь торнских горожан. В жалобе сказано, что комтур заявлял, будто он сам спал с женами бюргеров. Комтур выдвинутые обвинения отрицал, и смог ловко использовать их для повторного унижения магистрата Торна. Он сказал: «никогда не следует в своей дерзости делать это», и тут же добавил, что если бы он действительно спал с женами жителей Торна, то никогда не отрицал бы это, произойди оно с их согласия. Бюргерам не осталось ничего другого, как представить это дело великому магистру, который 25 июля 1347 г., вместе с гебитигерами и торнским комтуром, решил спор в пользу Старого города Торна. Иоанн Нотхафт не стал что-либо делать и, в конце концов, построил на том пастбище мясную лавку. Вскоре, когда горожане начали вырубку, как это было каждый год, комтур выгнал работников и под угрозой смертной казни и конфискации имущества запретил дальнейшие работы. Великий магистр прислал фогта Лейпе и комтура Шонзее, чтобы они изучили проблему на месте, однако, торнский комтур воспрепятствовал работе комиссии. Дело в том, что представители магистрата Торна прислали двух старых членов совета: Вернера фон Путтена и Тидемана Папе, которые лучше всех знали границы города. Иоанн Нотхафт как только их увидел, начал кричать, что горожане Торна отправили самых злейших его врагов. Он сказал, что не сдвинется с места, пока эти двое не вернутся восвояси, или он применит против них силу. Когда посланцы великого магистра попросили его разрешить названным представителям магистрата ехать далее, он ответил: «вы хотите, что бы я перед ними был опозорен». Тогда орденские сановники велели старым членам магистрата вернуться в город, а комтур, пока объезжали область, насмехался над оставшимися горожанами: «У вас коварный совет; если всех, кто пользуется ложью сжечь, то немного бы несгоревших осталось бы в совете». Позже добавил: «если бы я вас четверых пырнул в живот, то не обременил бы своей жизни (т.е. это не было бы грехом); вы должны отнестись к этому серьезно, а не как к шутке». Согласно упомянутой жалобе он говорил, что взамен за возможность отомстить, он отдал бы свою душу и тело, и близких своих заставил бы сделать тоже самое. Он называл горожан также изменниками, лжецами и клятвопреступниками, которые обкрадывают его имение. Характерно, что какие бы оскорбления и обвинения в адрес членов магистрата не раздавались, комтур по отношению к ним никогда не применял физической силы. Чего нельзя сказать об обычных жителях Торна, которые в любой момент и за любой пустяк могли быть заключены в тюрьму. Также и городские власти не могли чувствовать себя уверенно, комтур только и ждал, когда они споткнутся, чтобы унизить город. Еще одно интересующее нас противостояние между властями города и комтуром произошло из-за ночных беспорядков 1348 года, причиной которым было хулиганство. Городские стражники схватили «вандалов», как говорится, на месте преступления и заключили их в тюрьму. Здесь, однако, было нарушено право преступников, так как они не должны были оставаться в заключение, их следовало отдать на поруки и отпустить домой. Городской совет Торна утверждал, что стражники добивались именно этого от упомянутых, но те дерзили и не хотели идти домой, или быть отданными на поруки, что кажется маловероятным. В любом случае, на следующий день комтур прислал в город вооруженных людей, которые арестовали, а затем увезли в замок самого важного городского сановника. Вмешательство городского совета не помогло, арестованного без суда заключили под стражу и не разрешали отдавать на поруки. Как видим, комтур применил к главе городской власти такую же процедуру, какую ранее власти применили в отношении некоторых жителей Торна. К счастью, комтур не посылал воинов в город, а лишь заманивал к себе тех лиц, которых хотел заключить в тюрьму. Так, например, он призвал к себе и заключил в тюрьму людей из Мокера (Mocker bei Thorn). Не исключено, что в описанном случае речь тоже идет о городских властях, потому что члены магистрата определили их как «unse lute», и, кроме того, обращались по их делу к великому магистру в Холланд. Между комтуром Торна и горожанами всё закончилось миром, однако, после возвращения домой они узнали, что во время их отсутствия комтур повелел привезти сено со всех городских лугов, которые насчитывали 70 гуфов.

Из жалобы следует, что комтур охотно арестовывал всех должников. Так, например, он заточил должника своего слуги Гослава, а также должника, который задержал оплату долга некоему бюргеру из Страсбурга. В последнем случае комтур лично отобрал у арестованного из его плаща семь пфеннигов. Можно было быть арестованным по совсем ничтожному поводу, как например, один житель Торна, который продал шлем ландкомтуру, вместо того чтобы предложить прежде всего комтуру. Члены торнского совета приводят также несколько примеров заточения совершенно невинных людей, которые вынуждены были выкупить себя, чтобы получить свободу. Чем дальше, тем больше аресты становились все более распространенными, так что, наконец, члены магистрата в 1349 году пошли просить комтура, чтобы он прекратил это. В ответ они услышали характерный вывод, взятый, вероятно, из притчи о злых виноградарях (Матф. 21: 33-44, Марк 12: 1-12, Лука 20: 9-19): «никому не будет так хорошо, каждый должен ко мне прийти, если захочу; в противном случае я пошлю за ним двух, либо трех слуг моих. А захотел бы Бог, чтобы были они забиты, то поступлю с вами так, что дети ваших детей будут это оплакивать».

Разные представления о действии права также приводили к конфликтам между комтуром и городским советом. Наставления комтура, сторонника старых юридических норм, возмущали бюргеров Торна. Разница во взглядах дала о себе знать в 1346 году в споре между Новым и Старым городом Торна о городской территории. Великий магистр направил обе стороны в Кульмский суд, а в качестве судьи назначил Иоанна Нотхафта. Бюргеры Торна, наставляемые членами магистрата (магдебурских?), хотели добиться «своей справедливости» с помощью документов (mit briven). Комтур ничего не хотел слышать о документах, и во что бы то ни стало, хотел довести дело до суда. Он приказал, Старому и Новому городам Торна назначить по 40 или 60 горожан, которые проведя бой (в данном случае можно говорить о битве) решили бы спор. Несмотря на решимость комтура, один из членов городского совета Торна попросил, чтобы тот все же выслушал содержание документов. Тогда комтур пригрозил ему, что потащит его на веревке до Торна. Крайне возмущенные горожане написали великому магистру, что комтур хочет, чтобы они остались «без ушей, без рук и без жизни». Тем не менее, правовые взгляды комтура не были столь устаревшими, как могло бы показаться на первый взгляд. Ста годами ранее, в применявшей магдебургское право Нижней Силезии (Злоторыя), судебный поединок стал главным способом решения правового спора [16]. Из «De Origine» Кромера мы узнаем, что король Сигизмунд Старый тоже решил исход спора с помощью судебного поединка [17].

Между комтуром и советом Старого города Торна поводом к ссоре стало основание для преследования преступников. Комтур следил за тем, что бы каждый человек, совершивший преступление, был наказан. Исходя из этих представлений, он приказал хирургам не перевязывать раны, пока их не покажут судье и членам городского совета. Члены совета воспротивились этому распоряжению, аргументируя это тем, что «никого нельзя заставлять собирать обвинения».

Торговля также была полем, на котором чаще всего случались споры между комтуром и городом. Здесь комтур не только притеснял купцов Торна, но и старался, прежде всего, поссорить их с купцами других городов. Примером может послужить авантюра, которая случилась, когда иностранные и торнские купцы, использую замершую Вислу, стали по льду перевозить свой товар. Когда начальник торнским паромом запретил торнским бюргерам и гостям переправу товаров, те пожаловались совету, который тотчас же обратился к комтуру. Тот, когда члены магистрата рассказали о действиях начальника парома, ответил удивленным патрициатам: «ir liget (вы лжёте)», а после добавил: «это по моему приказу». Свою причастность комтур подтвердил приказом останавливать все обозы по обе стороны Вислы, а иностранным купцам говорить: «Это всё из-за горожан Торна. Поэтому, для ваших властителей я намерен вам дать грамоту с печатью, чтобы вы могли возместить у них свой ущерб» [18]. В ближайшем Лейбиче, что бы поссорить торнских купцов с другими купцами, он захватил их товары и товары гостей. Городской совет это отлично осознавал, поэтому написал великому магистру, что это все сотворил комтур: «des wir vir wis han buzen landes», т.е. дословно: «чтобы мы оказались виноваты за пределами земли» [19]. Так как комтур никаким образом не соглашался вернуть товары, торнские купцы, в конце концов, были вынуждены выкупить их.

Подобных конфликтов, только меньшего масштаба, можно привести большое количество. Комтур в Лейбиче забрал у купца деньги (которые он отдал, когда получил три марки на вино), лошадей, заставлял продать за пол цены волов, которых гнали из Руси, либо требовал подарить ему 14 бочек взамен использованных в Старом Торне. В одном случае постановил даже отнять дарственную на вещи духовной особы. Как только умер даритель, комтур послал своих слуг к городскому священнику, чтобы опечатать, а затем получить имущество умершего. Когда один из членов городского совета попросил его воздержаться от произвола, комтур сказал другим членам: «я хотел бы того члена совета, когда его б схватил, повесить за городом или пусть дьявол вырвет у него душу». А потом в гневе обвинил членов совета, что те наняли людей, чтобы его убить, и поэтому он не решается ходить в город.

Завершая обсуждение содержания этой весьма интересной жалобы, мы бы хотели сделать несколько замечаний. Итак, даже если мы принимаем во внимание односторонность этого документа, то даже в этом случаем мы не можем опровергнуть то, что в первой половине XIV века в самом крупном городе ордена много раз происходило безнаказанное терроризирование, которое осуществлял представитель местной власти ордена. Бездна и ненависть разделяли торнского комтура и подданных ему горожан. Комтур и совет города Торна не были в состоянии взаимодействовать в каких-либо делах. Комтур считал своей главной целью нанести вред городу и унизить его представителей. Хотя эта ситуация в большей степени напоминает отношения между орденом и горожанами в 30-40-е годы XV века, которые, как известно, привели к бунту прусских сословий и инкорпорации Пруссии в состав Польши, однако характер и масштаб обоих кризисов совершенно разные. Конфликт Иоанна Нотхафта с Торном был результатом болезненной личности комтура. Отстранение комтура лучшим образом доказывает, что причина отдельного конфликта отличалась от причин кризиса целого государства в конце первой половины XV века. В первой половине XIV века орденское государство функционировало еще слаженно, и его верховная власть считалась с интересами подданных.

Конфликт ордена с городом Данцигом в 1411 году, был детально представлен П. Симсоном, М. Бискупом и С. Экдалем [20]. Поэтому я обращаю внимание только на отдельные его аспекты. Итак, Пауль Симсон, разбирая этот конфликт в своей монографии, посвященной Данцигу, считает, что отношения между Данцигом и орденом в период, когда он принадлежал ордену, складывались преимущественно спокойно. Только в последние 30 лет перед началом конфликта стало доходить до незначительных трений, которые не имели острого характера и были вызваны торговой политикой ордена. Симсон утверждает, что внутри городского совета и в общине города, не было политической партии стремящейся к отделению Данцига от орденского государства [21]. В свете такой оптимистичной оценки отношений между орденом и Данцигом появляется вопрос – из-за чего вдруг в Данциге в 1410 году так быстро вспыхнула ненависть по отношению к ордену. Дать ответ на этот вопрос может анализ отношений между орденом и Данцигом перед началом войны 1409-1411 гг., а также повторное рассмотрение самого конфликта 1411 года.

Все историки без исключения, в основе конфликта между орденом и Данцигом видят торговое соперничество. Бесспорно, это, была существенная причина разногласий между патрициатом Данцига и орденом [22]. Нельзя, однако, забывать, что значительная часть патрициата и купечества Данцига, и не только сторонников ордена, была активно вовлечена в торговлю ордена. Для значительного числа данцигских купцов рыцари ордена были важным источником доходов. Итак, вероятно, на формирование враждебной позиции патрициата по отношению к ордену, больше, чем торговая конкуренция, повлияли притязания рыцарей на свободу самоуправления Данцига. Самый крупный город не только в государстве ордена, но и во всей Центральной Европе, мощный центр международного обмена и ремесла, ощущал постоянные попытки ограничения и без того не больших муниципальных свобод, оформленных в неблагоприятный для Данцига период.

В 1409 году комтур Иоанн фон Шёнфельд, по инициативе великого магистра Ульриха фон Юнгингена, надавил на бургомистров, чтобы те выбрали в городской совет известного сторонника ордена – Генриха фон Путциг. Это предложение встретило решительное возражение бургомистров. На следующей год этот же комтур, но уже по собственной инициативе, захотел любой ценой усадить в городской совет и в магистрат своих пособников. При этом он хотел воспользоваться старой привилегией комтуров, которая давала право вето в отношении кандидатов, не устраивающих орден. Он даже обратился к великому магистру, чтобы тот согласился на это право [23].

Попытки ограничить свободы Данцига, и особенно вмешательство в его правосудие, настроили общину этого города враждебно к ордену. Торговая конкуренция ордена не могла оказать значительного влияние на формирование враждебных отношений. Наибольшее возмущение горожан Данцига вызывали решения председательствовавших в городском суде комтуров [24]. Например, когда бургомистром Данцига был известный патриций Арнольд Хехт, к смерти была приговорена неизвестная нам по имени жительница Данцига. За неё заступился граф Нассау и выхлопотал у великого магистра право помилования, которое комтур огласил жителям [25]. В ответ на это бургомистр Арнольд Хехт прибежал в суд с вооруженными людьми и сказал: «господин замковый комтур, мы хотим наш город сохранить в праве» [26]. Тем временем, вооруженные горожане устроили погоню за освобожденной, ее схватили и вновь посадили под арест. Комтур же, как сообщает источник, «fro wart» («был счастлив», прим. переводчика), что благодаря общему шуму и замешательству ему удалось добраться до замка. Еще одному комтуру Данцига - Иоанну фон Шёфельду, тоже довелось пережить подобное оскорбление. Как-то раз, среди его спутников оказался осужденный в Данциге Бернхард Вестинг. На свободной дороге, в присутствии комтура, на него напали жители, тяжело ранили и доставили в город [27]. Известен случай, когда вооруженные люди из Данцига атаковали на территории замкового округа один из домов, и повалили найденный там стог [28]. Вероятнее всего, что речь идет о нарушении противопожарных предписаний на территории замкового округа.

Всю свою ненависть к ордену горожане проявили сразу же после Грюнвальдской битвы, и при переходе Данцига на сторону поляков. Именно в Данциг орден отправил часть участников Грюнвальдской битвы, среди который было много раненых. Были там и наемники с людьми ордена, освобожденными из польского плена. Генрих фон Плауэн, отправляя их в Данциг, с одной стороны хотел укрепить оборону города, а с другой обеспечить раненым хорошие условия для выздоровления. В результате слухов, будто бы прибывшие наемники совершили грабеж в Старом городе, горожане Данцига погромили рыцарские отряды [29]. Голые тела убитых и ограбленных лежали на улицах, и только немногим удалось спасти свою жизнь благодаря помощи городского совета. Это выступление горожан подтолкнуло совет к переходу на сторону польского короля. Сразу после Грюнвальдской битвы городской совет не порвал свои контакты с замковым комтуром. Из сохранившихся источников известно, что совет обещал комтуру защищать город от польского короля один год и один день, взамен комтур передал им порох и снаряды, а также коней из замка. Не исключено, что это был осмысленный поступок совета, с целью ввести в заблуждение комтура. В результате эта политика привела к ослаблению конвента и усиления города, вскоре совет начал контролировать каждый шаг самого замкового комтура – во время ночного возвращения в Данциг комтур был задержан военным отрядом горожан, а его повозка и скарб были обысканы [30]. Совет, овладев устьем реки Вислы, сделал невозможной помощь ордену извне. Начался захват орденского имущества, а после перехода на польскую сторону, были казнены важнейшие представители орденской партии в городе. Этот последний факт, а также необыкновенно торжественный приезд представителя польского короля – Яна из Тулишкова, красноречиво свидетельствуют об отношениях Данцига и ордена [31].

После принесения присяги представители совета под предводительством бургомистра Летцкау предложили комтуру отдать замок, обещая взамен обеспечить едой. Однако в случае неподчинения совету ему угрожали тем, что он вместе с остальными орденскими рыцарями будет выведен из замка на веревке (дословно «вытянуты на поводке») [32]. Несколько дней спустя, 16 августа 1410 г. Летцкау вместе с представителями совета и в присутствии Яна из Тулишкова начал новые переговоры с комтуром. Они проходили неподалёку от замкового зернохранилища. Бургомистр Данцига обещал комтуру все, что тот пожелает взамен на передачу замка. Когда комтур решительно отклонил предложенное, бургомистр перешел к угрозам. Согласно позднейшему донесению великого магистра Генриха фон Плауэна, Летцкау сказал комтуру: «вы хотите голову за стены, а не можете, мы намерены окружить вас со всех сторон, с суши и с воды; мы хорошо знаем, что у вас есть в замке. Вы не сможете долго продержаться» [33]. Из-за отказа комтура, совет захватил Большую Мельницу и запретил помол хлеба в пользу замка. Конфискована была медовуха, купленная ранее комтуром и хранившаяся в каких-то погребах под городом. Под страхом изгнания было запрещено исполнять какие-либо работы в замке. В конце концов, по загороженному сваями обмельчавшему водному пути уже нельзя было прибыть к пристани замка.

Уход польских войск из-под стен Мариенбурга во второй половине сентября решительно изменил соотношение сил между замком и городом. Несмотря на просьбы (например, 4 октября 1410 г.), Данциг так и не получил никакой помощи от польского короля [34]. Сперва было заключено перемирие с Иоанном фон Шёнфельд, затем, наверное, в ноябре, было повторное принесение присяги великому магистру Генриху фон Плауэну [35]. В ноябре в Данциге появился новый комтур – Генрих фон Плауэн, младший брат великого магистра. Отношения между Данцигом и орденом были переполнены недоверием. Обе стороны хорошо понимали, что эти отношения временные и должны наступить перемены. Главным предметом спора между Данцигом и орденом стал утвержденный на съезде в Остероде 22 февраля 1411 г. налог, предназначенный для выплаты контрибуции Польше. Данциг отказался подтвердить этот налог, а давление великого магистра стало причиной увеличения требований города [36]. Великий магистр и комтур решились на принятие мер в отношении Данцига, которые приобрели уже военный характер. Комтур заблокировал все дороги в сторону Данцига и заковал цепью вход в порт. Все товары купцов Данцига были реквизированы. Данциг в ответ укрепил фортификации, замуровали ворота, ведущие в замок, и дошло даже до первых военных столкновений [37]. Тогда великий магистр и комтур решили изменить тактику. Переговоры были начаты заново, и обе стороны отказались от ранее враждебных позиций. Казалось, что конфликт был предупрежден. 5-го апреля комтур Генрих фон Плауэн вызвал в замок четырех членов совета Данцига: Конрада Летцкау, Арнольда Хехта, Бартоломея Гросса, а также еще одного неизвестного по имени члена городского совета. Первые трое были убиты комтуром, который позже свои действия охарактеризует как судебное решение [38].

Оценивая конфликт Данцига с орденом, можно утверждать, что его происхождение скрыто в быстром развитии Данцига с одной стороны, и кризисе ордена – с другой. Оба эти процесса полностью изменили прежнюю расстановку сил. Данциг стремился получить статус города, который бы отвечал его экономическому и демографическому потенциалу. Городской совет решительно и последовательно реагировал на любые попытки ордена ограничить его прерогативы. Орден же, всеми способами старался подчинить себе амбиции горожан, вызванные экономической силой города. Между обеими сторонами воцарилось вначале недоверие, а затем уже вражда. Следовательно, нельзя согласиться с П. Симсоном, что якобы перед возникновением открытого конфликта, отношения развивались спокойно. Поражение ордена под Грюнвальдом, переход Данцига под власть Польши и повторное подчинение ордену ускорили ход событий и подтолкнули к началу конфликта. Этот спор, однако, нельзя сравнивать с кризисом орденского государства во второй четверти XV век. Симсон прав в том, что перед началом конфликта 1410-1411 гг. в Данциге не было партии, которая стремилась бы свергнуть режим ордена. Между тем, способ каким был решен данцигский конфликт, сыграл важную роль в формировании среди прусского бюргерства уверенности в том, что орден не способен на уступки, и в своей политике он готов пренебречь интересами собственных подданных.

© Jasinski T., 1995
© Котов А.С., перевод с польского, 2009
© Бойчук Б.В., 2009
DEUSVULT.RU, 2011

Перевод и публикация выполнены с разрешения Научного общества в Торуни (Польша).
Перевод выполнен по изданию: Jasinski T. Spory i konflikty miast z komturami krzyzackimi // Zakon krzyżacki a społeczeństwo panstwa w Prusach. - Toruń, 1995. - S. 51-65.

Примечания